Антс сказал, что эстонцы жили на берегах Балтики задолго до нашей эры.
Но не знали, что они эстонцы. Это кто-то из соседей римским историкам подсказал их название.
Может быть шведы, от шведского «Эст» — восток.
А может быть немцы, от немецкого «Ост».
Николенька предположил, что коль эстонцев так назвали, то значит, они пришли с востока. Вероятно, из-под Саратова.
— С эстонцами все ясно, — резюмировал он и после небольшого раздумья заметил: — А вот у разных там шведов или немцев в отличие от эстонцев единства не было — кто готом, кто баварцем, кто швабом себя мнил.
— Германцами они были, — просветил друга Антс. — И англы были германцами. И франки, которые потом назвали себя французами.
— А вот русских римляне называли уважительно — «россы», — вставил свое слово Вася.
— Да, — согласился Антс. — Красиво звучит. Отсюда и слово «роотси». То есть — «шведы» в переводе с эстонского.
Вот такая вот история...

Пошли как-то Коля с Ваней из Саратова в лес за грибами, заблудились и попали в Эстонию, как раз в то место, где сейчас Таллин находится.
Построили два дома.
День живут.
Другой.
Ску-у-учно...!
Построили еще два дома.
Потом еще.
Потом — целое городище!!!
Бегают по улицам друг за другом:
— Ко-о-ооль...! Ты где-е-е?
— Ау-у! Ва-а-аань...!
— Ко-о-ооль...
— Ва-а-аань...
Аборигены тех мест (их предки тоже когда-то из-под Саратова туда забрели), слушая раздававшиеся из-за забора крики, так городище и прозвали — Колывань¹.
Немного на свой манер, но понятно.
Такова, вкратце, история происхождения первого, самого древнего, названия Таллина.

1.Впервые название Колывань встречается в сочинении арабского географа Аль-Идриси «Книга Рожера», написанном в 1154 году. В официальных документах Русского царства современный Таллин так назывался вплоть до начала XVIII века.

Кому только не рассказывал я историю о "Коле, Ване и Колыване" — никто не верит, что Коля с Ваней вдвоем целое городище построили.
Действительно, если быть более точным, то они сами ни одного бревна не принесли — положение не позволяло.
Но у каждого из них был свой бой, слуга — в переводе с английского. Бои все и строили. Так что, по большому счету, я не далеко отошел от истины.
Особенно силен и трудолюбив был бой у Коли. "Колев бой", как его привыкли называть еще на родине.
Ваня часто рассказывал под звуки каннели² поучительные истории о нем потомкам бывших саратовцев.
Потомки Ваню не понимали, но очень любили слушать и прозвали Ваней-умным.
Собственно, главная цель его рассказов состояла не в том, чтобы потомки гордились подвигами русского боя, а в том, чтобы научить их родному русскому языку.
Но учил Ваня, по своему обыкновению, с ленцой, спустя рукава.
Поэтому потомки, именовавшие себя эстами (люди с востока, из Саратова — в переводе с древнегерманского), русский язык не освоили, а имена героев Ваниных рассказов сразу стали переиначивать на свой манер.

Сегодня в эстонском эпосе мы читаем уже не о "Колевых", а о "Калевых" подвигах, не о "Колевом бое", а о "Калевипоэге³". Да и самого Ваню-умного теперь больше знают под именем Ванемуйне⁴.
И поделом. Спустя рукава родному языку не учат.

2.Каннелью в Саратове раньше гусли называли, а гусляров — канальями.
3. Калевипоэг — в эстонской мифологии богатырь-великан, сын богатыря Калева
4.Ванемуйне — легендарный песнопевец, вещавший легенды и предания под звуки каннели, персонаж эпоса «Калевипоэг»

В те стародавние времена, когда Коля с Ваней еще только начинали строить Колывань, к ним на холм часто забиралась грузинская царица Тамара (Тома, как ее по-свойски называли наши ребята из Саратова) и пела песни.
Голос Томы разносился далеко окрест, привлекая великое множество слушателей со всех концов Эстонии.
Популярность певицы была чрезвычайно велика.
Неудивительно, что после ее отъезда в Грузию, холм стал называться "Место, где Тома пела", "Тоомпеа" — в сокращенном варианте.
Впоследствии это название перешло и к построенному на холме замку⁵.

5.Согласно эстонскому эпосу, холм Тоомпеа — это гигантское надгробие на могиле легендарного великана Калева. Замок был построен на отвесном склоне холма в XIII — XIV веках. Сегодня в нем располагается Парламент Эстонской Республики — Рийгикогу.

Достаточно много наименований улиц и исторических мест Таллина связано с историей взаимоотношений Петьки (горожане произносили — Паткуль) и княжны Ольги (горожане называли ее без титулов — Оля).
Однажды Петька пришел в гости к княжне, сыграть партию в Вист⁶. Только Оля раздала карты, как ветер донес до ушей картежников звуки голоса поющей на холме Тамары. Завороженный пением, как мотылек пламенем костра, Петька бросил игру и побежал на царственный голос.
Княгиня, конечно же, в припадке ревности пустила вдогонку за беглецом свору борзых.
Петька бежал по широкой улице. Борзые кусали его за пятки. Их громкий лай будил жителей города.
"Ну нет! — кричал Петька. — Меня так просто не возьмешь! Ну не!"
Спасся он тем, что свернул с широкой улицы направо и прыгнул на заранее построенный им трап, ведущий от подножья холма к его вершине.

Трап, по которому Петька карабкался на холм назвали "Паткули трап", переиначив при этом имя строителя на эстонский манер.
Наименование улицы, свернув на которую он кричал: "Ну нет!" сегодня звучит тоже несколько искаженно — "Нунне".
И только русское слово "Лай", перейдя в наименование самой широкой улицы Таллина, сохранило свое первоначальное звучание. Более того, с тех далеких времен слово "лай" на эстонском языке стало соответствовать понятию "широкий" в общем его значении, а не только применительно к ширине конкретной улицы, по которой за Петькой гнались борзые.

6. Ученые до сих пор ведут споры о том, в честь кого названа церковь Олевисте, установленная на том месте, где играла Оля в вист: самой княжны или ее поклонника?
Подлинное имя поклонника за давностью лет забыто (ходят слухи, что им был Петька, но слухи к делу не пришьешь). Время сохранило лишь то, что он был Олин поклонник — Олев, как его окрестили соотносительно с объектом поклонения.
Мне кажется, этот спор не носит принципиального характера: и княжна и ее поклонник — оба были людьми святыми и богобоязненными.

Поселившиеся на холме и у его подножья потомки саратовцев были людьми не только веселыми, но и трудолюбивыми.
Чтобы полюбоваться на их труд (а посмотреть, как работает другой, каждому приятно), из-за моря прибывали толпы финнов.
Еще задолго до того, как Колывань начинала просматриваться сквозь окуляры сложенных в баранки пальцев заморских гостей, до их ушей доносились веселые крики строителей: "Вира! Вира помалу! Вира!".
Вот финны, никаких других слов, кроме "Вира" на южном берегу Балтики не слышавшие, и стали называть строителей Колывани народом Виру.
Уж сколько веков минуло с той поры. Для всего цивилизованного мира потомки саратовцев стали — эстами, а для финнов так и остались народом Виру, вируласцами.

Тот холм, на котором Тома пела, был без ног, что очень огорчало добросердечных колыванцев.
Посоветовавшись с Ваней-умным, они наняли две бригады феодального труда — бригаду левой ноги и бригаду правой ноги — поручив им пристроить к холму ноги.
В каждой из бригад был свой бригадир, свой архитектор, свои ассы-ногостроения.
Помолившись, они тайно одна от другой, начиная с пяток, принялись за работу и в районе промежности, естественно, встретились.
И тут обнаружилось, что левая нога на 50 метров короче правой!
Бригадиры принялись ругаться, обвинять друг друга в некомпетентности, потом прогулялись вместе по обеим ногам, выпили по стакану глинтвейна, обнялись, расцеловались и разошлись: хоть ноги и разные, но такие прекрасные!

Кто не верит, может убедиться сам, прогулявшись с друзьями или в одиночку по улицам Пикк Ялг⁷ (Длинная Нога) и Люхике Ялг⁸ (Короткая Нога).

7. Улица в старом городе, ведёт от площади Лосс к башне Пикк Ялг, за которой переходит в улицу Пикк. Связывает верхнюю, рыцарско-дворянскую часть города с нижней, купеческо-бюргерской.
8. Пешеходная улица в старом городе, соединяющая улицы Ратаскаэву, Нигулисте и Рюйтли c Пикк-Ялг, а также выходит в Сад датского короля на Вышгороде.

Летом 1404 года в Таллине велись работы по строительству новой Ратуши.
В те времена был еще жив сын царицы Тамары -Тома-сын, как его звали современники.
Он был довольно стар, но всегда, как и во времена молодости, носил на поясе меч, а на голове широкополую шляпу типа сомбреро, правда, не соломенную, а жестяную и с приплюснутым верхом (что-то наподобие Мамбринова шлема дон Кихота). Так, что если смотреть сверху, то кроме круглой жестянки ничего и не увидишь.
Последнее обстоятельство помогло ему стать героем.
Когда строительство Ратуши подходило к концу, сверху на здание сел двуглавый дракон.
Только он открыл свою пасть, чтобы извергнуть пламя и сделать из строителей жаркое, как подкравшийся под прикрытием шляпы Тома-сын плеснул ему в глотку ведро цемента.
Дракон в поисках обидчика завертел во все стороны запасной головой, но ничего кроме жестянки поблизости не увидел. Открыл вторую пасть, а Тома-сын из-под шляпы высунулся и сходу ее вторым ведром цемента заткнул.
Строители обрадовались. Тело дракона замуровали между сводами бюргерского зала. Посовещались немного и тут же старому Тома-сыну памятник построили: отлитый из металла Тома-сын в своем плоском сомбреро и с мечом (сегодня его называют Старым Тоомасом) на высо-о-ооком постаменте (сегодня постамент называют башней Ратуши).
А к головам дракона так никто из строителей и не осмелился прикоснуться.
Торчат они с разверстыми пастями из-под самой крыши Ратуши до сегодняшнего дня.
Сходите, посмотрите сами.
Не бойтесь — дракон-то мертвый.

В средневековом Таллине у романтичных и храбрых горожан была странная особенность — мгновенно чернеть лицом всякий раз, когда приходилось сталкиваться с обидами или несправедливостью. Ну, а поскольку романтиков и храбрецов среди горожан было очень много, то они создали свое Братство, которое так и назвали — Братство черноголовых. Члены Братства поклялись друг перед другом жить в дружбе и добросердечии, несмотря на различия в происхождении и темпераментах. Нарушители клятвы наказывались штрафами. Так, если один брат вцепится другому в волосы или плеснет в лицо пивом, то ему, согласно уставу, надлежало закупить для нужд Братства 5 фунтов воску. А воск в те времена был очень ценным товаром, так как использовался для освещения залов и церквей, находящихся под патронажем черноголовых.
Позднее, когда обиды и несправедливости стали в общении между людьми делом обычным, таллинцы чернеть перестали — привыкли, как давно уже привыкли к этому люди из других стран и весей.
Одним из последних горожан, еще не утратившим этой способности, был обер-комендант города, предок Пушкина Абрам Петрович Ганнибал. Существует легенда, что именно его почерневший от гнева лик послужил моделью при написании образа Святого Маврикия на гербе братства.
Впрочем, о Ганнибале я уже рассказал в самом начале нашей книги.