Эксперимент

Подземный переход в сад Захарии оказался довольно узким и низким. Сергею, с его комплекцией, местами приходилось буквально протискиваться между каменными стенами. Да еще чемодан надо было тащить за собой. Не обошлось без потерянных пуговиц и царапин на теле. Выход наружу был закрыт легким пластмассовым щитом. Сдвинув щит влево и отбросив в сторону, наши герои выбрались наружу и осмотрелись по сторонам. Сад, несмотря на бушевавшую вокруг войну, выглядел на редкость ухоженным: ни мусора, ни упавших веток, земля вокруг деревьев взрыхлена и покрыта какой-то пленкой. Вдоль невысокого, сложенного из желтого камня забора, отделявшего сад от улицы, местами выбивались из земли редкие пучки травы. Из глубины сада, где среди хаотично, но весьма изящно разваленных валунов был замаскирован выход из подземного хода, к дому вела усыпанная серым гравием тропа. Гвоздиков, перешагивая через камни, пошел по направлению к ней.

— Подожди, — окликнула его Рабия. — Надо закрыть и подпереть камнями выход из подземного перехода.

— Зачем? — удивился Сергей.

— Если Аммар и его приятели переберутся в этот сад и начнут забрасывать гранатами правительственные войска, те откроют ответный огонь по мальчишкам и быстро их уничтожат. Мало того, будет обстрелян и разрушен дом Захария, а значит погибнет множество прятавшихся в нем от войны мирных жителей.

Опустив чемодан на траву, Сергей вернулся, поднял с земли пластмассовый щит и закрыл им выход из подземного перехода. Вдвоем с Рабией они придвинули вплотную к щиту ближайший валун и набросали сверху внушительную гору камней помельче. Теперь без посторонней помощи никакой богатырь, не говоря о малолетних пацанах, не сможет выбраться наружу.

Возле дома наших героев ждала пожилая женщина в разукрашенном мелким бисером черном платье, державшая за руку тонкую большеглазую девчушку лет четырех. Волосы у обеих были спрятаны под хиджабами, а лица до глаз закрыты никабами. Увидев незнакомых людей, ребенок поспешно спрятался за спину женщины, она же продолжала стоять неподвижно, и лишь когда наши герои подошли, сделала шаг навстречу, не сгибаясь обняла Рабию, и они долго стояли обнявшись, не произнося ни слова. Потом женщина поздоровалась с Гвоздиковым, сделала ему комплимент по поводу богатырского роста и представилась:

— Лиана, бабушка Рабии. А это, — женщина снова взяла за руку малышку и вывела перед собой, — Наша красавица Халима, племянница Рабии, моя правнучка.

Гвоздиков, не зная принято это или нет у мусульман, протянул Лиане ладонь. Она вложила в нее свою ладошку, тихо сжала его пальцы и сразу высвободила. Халима, внимательно осмотрев незнакомца с ног до головы и немного поколебавшись, тоже протянула ему свою крошечную ладошку. Сергей обнял ее тремя пальцами, склонился, поднес к губам и бережно поцеловал. За что в ответ был награжден тихой обворожительной улыбкой и долгим благодарным взглядом. Закончив церемонию знакомства, все вместе поднялись по широкой мраморной лестнице в дом.

В большой прихожей, заваленной массой мешков, узлов, каких-то перевязанных бечевками тюков, они прошли к невысокой двери с левой стороны от входа, отворили ее. В лицо пахнуло блаженным теплом. Спустившись по деревянным ступенькам вниз, наши герои оказались в подвальном помещении среди укрывшихся в нем от войны незнакомых людей. В основном это были женщины, старики и маленькие дети. Гвоздиков ощутил устремленные на него со всех сторон десятки глаз. Все мужчины уже тысячи лет воюют друг с другом. Одни защищают существующую власть, другие борются с ней или с конкурирующими боевыми организациями за родину, за веру или просто потому, что так уж у мужчин заведено… Мужчина без автомата наперевес, с чемоданом в руке, да еще и в непривычной для глаз европейской одежде, — что его привело сюда, что от него можно ожидать? В некоторых глазах читался затаенный страх, в других ненависть или презрение, но взгляды большинства людей не выражали ничего кроме усталости и тупой безнадежности. Не выдержав их напора, Гвоздиков опустил голову вниз и, уже не поднимая ее, молча проследовал за Лианой и Рабией в дальний угол подвала.

— Ас-саляму алейкум, — приветствовала Рабия, сидящего на циновке сухопарого старика и незаметно толкнула Сергея локтем в бок.

— Ас-саляму алейкум, — поспешил он повторить за ней, почтительно склоняясь перед старцем.

— Ва-алейкум ас-салям, — ответил тот, огладил длинную седую бороду и жестом руки пригласил всех усаживаться напротив него.

Старец оказался дедушкой Рабии и супругом Лианы, Исрафилом. Потек неспешный разговор о родственниках и знакомых, кто где сейчас находится, чем занимается. Многие из горожан после первого штурма города правительственными войсками в начале февраля бежали в Турцию, как и Захарий, а некоторые, напротив, вернулись. Сейчас, когда город снова перешел в руки оппозиции, уже никто никуда бежать не хочет: устали бегать, устали воевать, всем хочется мира1. Когда очередь дошла до Рабии, она коротко рассказала о своей жизни в Турции, представила деду своего русского жениха и, так как ее родители погибли, попросила у Лианы и Исрафила благословения на брак.

— А где вы, Сергий, собираетесь с Рабией заключать брак: в церкви православной или в нашей мечети? — Обратился Исрафил с вопросом к Гвоздикову.

— Мне все равно, — отозвался тот, — как будет удобнее вам и Рабии, так и сделаем.

— Вот как? Ты не веришь в Бога?

— Я атеист.

— Атеист — это тот, кто утверждает, что Бога нет. Верно?

— В целом, да.

— Неужели ты познал всю Вселенную, все миры, все, что было и все, что будет, что от чего проистекает и куда движется, и где истоки нравственных законов, и что такое любовь?

— Ничего я не познавал.

— А как же, не осознав и не исследовав детально даже малой толики того, что есть, можно утверждать, что чего-то здесь нет?

Сергей хотел было похвастать, что его «малая толика» простирается за пределы галактических скоплений, упомянуть о знакомстве с чистильщиками вселенной, но вовремя осекся: еще примут за сумасшедшего. Кроме того, все эти дистанции размерами в миллионы световых лет и бестелесные чистильщики, действительно, ни на йоту не приближают к пониманию сути Творения. Позвать бы на помощь Миллиардершу с хвостиком, да где она? Уступать в споре, когда на тебя смотрит любимая женщина, тоже не хотелось. Гвоздиков распрямил затекшие с непривычки в позе лотоса ноги, растер колени, лодыжки, снова сложил ноги в лотос и, решив, что лучшая защита — нападение, выпалил нечто заумное, так что сам себя зауважал:

— Хорошо! Если, не объяв всего сущего, не проникнув в его сердцевину, невозможно утверждать отсутствие кого- или чего-либо, то как можно, при тех же исходных условиях утверждать, что за всем этим необъятным и непознанным таится еще что-то?

Исрафил задумался, потом решил уточнить:

— Ты полагаешь, что все религии мира рождены человеческими фантазиями? Что ни одной нет истинной?

— Истина одна, а фантазии безграничны, вот и напридумывали люди себе богов, да пророков, которым несть числа.

— Ты, иностранец, всех в одну кучу не вали. Нет бога кроме Аллаха, — подал голос, подошедший из центра зала закутанный в теплый халат однорукий мужчина с перебинтованной головой. — Мы за нашу веру, за веру наших отцов и дедов не только вашей кровью землю орошаем, но и свои жизни готовы с радостью отдать. Священный джихад завещан нам пророком Мухаммедом и закончится лишь тогда, когда все станут правоверными суннитами.

— Присядь к нам, Хикмет, — пригласил подошедшего Исрафил и пододвинулся к краю стенки, освобождая место рядом с собой.

Однорукий джихадист, прислонясь спиной к стене, сполз на циновку и скрестил ноги.

— Он летом 2017-го бок о бок с моим первым мужем воевал за Серакиб. Друзьями закадычными были. — Прошептала Рабия на ухо своему жениху.

— Дядюшка Хикмет, — подбежала к однорукому малышка Халима, — расскажи мне сказку про курочку.

— Так я ж тебе ее и вчера, и три дня назад рассказывал, — отозвался тот и, обняв девчушку одной рукой, помогая при этом культей, усадил ее к себе на скрещенные ноги.

— Еще раз расскажи, — умоляюще попросила малышка и плотно прижалась к груди израненного боевика своим маленьким тельцем.

— Сейчас с дядями потолкуем и расскажу, а ты пока, чтобы не скучать, найди у меня в кармане карамельку.

— Ты Сахих аль-Бухари2 читаешь хоть иногда? — обратился с вопросом к Хикмету Исрафил.

— Не только читаю, но некоторые хадисы знаю наизусть.

— Там есть хадис от Абу Хурейра3 в котором сказано: «Вера в Бога Единого заложена в каждом ребенке отроду, и только родители делают его иудеем, христианином или язычником».

— Да, помню такой.

— А сейчас вдумайся в эти слова. Ребенок еще не умеет говорить, не читал ни Корана, ни Библии, ни Торы, а в нем уже заложена вера, суть религии. Разве это не чудо? Как, по-твоему, может у столь малого дитя она выражаться?

Хикмет обратил глаза к потолку, задумался, потом, опустив глаза и погладив Халиму по голове, с нежностью произнес:

— Ну коль без слов, то так, как выражала и выражает ее Халима: улыбкой, прикосновением, доверием...

— Вот эти самые искренние, светлые чувства и являются сутью всякой истинной религии. Наши обряды, ритуалы, таинства, мечети и церкви, молитвы и символы, Коран и сунны пророка Мухаммеда — лишь обертка для этой сути. Обертка, которая служит главным целям — сохранению детской невинности, чистоты и рассвету в благих делах, заложенной в каждом из нас веры.

— Ты хочешь сказать, что истинность веры определяется не тем, как и кому люди молятся, а их отношениями друг с другом и с окружающим миром?

— Примерно так. Видишь ли, вера — дело сугубо личное, интимное. Мы не можем досконально узнать, что у человека внутри, насколько сильна его вера, но можем косвенно судить о ее силе по его отношению к другим людям, к земле, ко всему сущему. Кому человек молится и молится ли вообще, ничего не говорит о его вере.

— Вот и я о том же: не надо людям мозги пудрить, — подключился к беседе Гвоздиков. — Надо запретить все религии, как главные инструменты разжигания войн, конфликтов и жить всем в мире и согласии друг с другом.

— В каком смысле? — насторожился Хикмет.

— Остыньте, ребята, — возвысил голос старец. — Религии тут не при чем. Гитлер не верил ни в Христа, ни в Аллаха, а такую бучу устроил, что весь мир содрогнулся от ужаса. Все религии, в том числе ислам и христианство, — религии мира, религии любви и добра. В этом их суть. Войны начинаются тогда, когда называющие себя верующими люди, забывая о сути веры, возвеличивают ее обертки. Человек по невежеству своему ограничивает Бога, отказывая Всевышнему в Его вездесущности, всеведении, в любви и милосердии. Нет большей глупости, чем утверждать, что только моя религия истинна, что только сунниты или только шииты, или только православные имеют шанс попасть в рай. Обертки не превыше содержания!

Хикмет, ссадив с колен малютку Халиму и передав ее Лиане, привстал со своего места. Его губы вдруг часто-часто задрожали. Он развернулся всем телом к старцу, навис над его головой и, с трудом сдерживая захватившую его бурю эмоций, брызгая слюной, произнес:

— Как ты, правоверный мусульманин, старый человек, можешь нести такую чушь? — И, не дожидаясь ответа, возвысив голос, прокричал. — Шиитам, алавитам, христианам, буддистам и атеистам уготована Аллахом прямая дорога в ад! И в этом….

Потрясая культей, он выкрикнул еще что-то, но его слова заглушил оглушительный грохот разорвавшегося неподалеку снаряда. С потолка посыпалась штукатурка, в нескольких местах подвала заплакали дети. Снаружи послышались автоматные очереди, чьи-то крики. В отдалении разорвалось еще насколько снарядов. Поднявшись в полный рост, Хикмет, выхватил из-под полы распахнувшегося халата кинжал и, размахивая им, бросился по лестнице наверх к выходу из убежища. Началось очередное наступление правительственных войск на Серакиб.

Штурм города продолжался несколько часов. Когда стихли последние выстрелы, обитатели убежища еще долго не решались выйти наружу, ожидая, что кто-то придет к ним и скажет, что делать. С улицы порой доносились чьи-то неясные голоса, шум моторов, но кто победил, кто владеет теперь городом было неясно. Гвоздиков ощутил, что все чаще и чаще люди обращают свои взоры на него, как на единственного среди них мужчину в расцвете сил.

— Пойти что ли разведать, как там снаружи? — произнес он, поднимаясь с циновки.

— Я с тобой. Тебе одному нельзя! — встала рядом Рабия.

— Подождите, — остановил их Исрафил, тоже поднимаясь в рост. — Лиана, — обратился он к жене, — на мой взгляд, внучка нашла себе достойного жениха. Я думаю, прежде чем они выйдут отсюда, нам надлежит благословить их брак.

— Я тоже так думаю, — откликнулась бабушка Рабии. — Сергий человек хороший. Вот только не совсем понятно, какого он вероисповедования, в какой церкви им венчаться. И потом, где они жить будут? Сергий, у тебя есть дом?

— Коттедж на Истринском водохранилище. Четыре комнаты, кухня, сад… Не бедный человек.

— Это хорошо.

— По поводу вероисповедования, тоже не беспокойтесь — крещен я в церкви православной. На Пасху и на Рождество в храм заглядываю. Даже некоторые молитвы знаю. Сомнений, правда, много. Но после нашей здесь беседы уже не считаю себя атеистом.

— В церковь не заглядывают, а приходят с почтением и смирением, как в дом Бога. И не два раза в год, а почаще. — С укором прокомментировала Лиана. — Я тоже православная. У нас в Кобани4 три армянских церкви стоят. Они не такие яркие, как у вас, русских, но по-своему очень красивые. Когда там жила, на все службы ходила. Потом, когда у меня случился инфаркт, Исрафил меня сюда увез — здесь врачи хорошие. Да вот беда — церквей православных нет, теперь как будто воздуха не хватает. Молюсь каждый день дома, но в церкви со всеми вместе молитвы сильнее были.

— Подожди про церковь, — остановил супругу Исрафил. — Рабия — правоверная мусульманка. Надо с муллой договориться, чтобы их обвенчал. Им нужно определиться — какой со стороны жениха будет махр5, составить брачный договор и прийти с ним к мулле на никах6. Но для этого Сергию надлежит принять ислам7.

— Нет, нет, — замотал головой Гвоздиков. — Если Рабия хочет, чтобы брак был непременно освящен, то в православной церкви это проще сделать. Мы обвенчаемся в одном из храмов Стамбула или Москвы, так, чтобы каждый остался при своей вере.

— Ну, если у православных все так просто, то так оно и лучше, — резюмировал Исрафил, и они с Лианой встали рядышком напротив молодых. Те склонили головы. Лиана перекрестила их по-армянски слева направо, Исрафил прочитал суру из Корана, потом не удержался и дал ряд наставлений от себя. — Если одна религия говорит, что надлежит делать то-то и то-то, а другая ей перечит, то истина всегда посередине — по бокам лишь отсветы, которых может быть великое множество. Помните, что Бог выше любой религии, а Любовь выше любых обрядов. Слушайте прежде всего голос совести, милосердия — остальное все приложится.

Рабия и Сергей подняли головы. Все четверо обнялись. Лиана поплакала и молодые, взявшись за руки, отправились из подвального помещения наверх, разведать обстановку в городе.

После полумрака убежища, его тяжелого, настоянного на испарениях десятков тел воздуха, яркий солнечный свет и легкий ветерок вызвали у Рабии головокружение. Она пошатнулась, оперлась на руку Сергея. С минуту, приходя в себя, они постояли на крыльце, вслушиваясь в доносящиеся с улицы шумы, потом решили вернуться под крышу дома и осмотреть город из окон второго этажа.

На втором этаже почти все пространство занимала укрытая сверху целлофановой пленкой мебель: шкафы, комоды, сундуки. На многих предметах пленка была порвана — видать, кто-то что-то искал. Чтобы подойти к окнам пришлось сдвинуть несколько шкафов. Затем Рабия осталась стоять возле выходящего в сад окна, чтобы в случае появления вблизи дома посторонних лиц, дать сигнал Сергею. А тот, стараясь оставаться незаметными для чужих глаз, стал осматривать сверху улицы города, переходя от окна к окну. Стекла на окнах отсутствовали. Остатки их предательски скрипели под ногами или норовили зацепить рубашку торчащими из рам острыми углами.

Представшая взору Гвоздикова картина оказалась довольно удручающей. Многие из городских домов были разрушены. В нескольких местах от развалин поднимались клубы дыма, подсвечиваемые лучами полуденного солнца. Узкую улочку с южной стороны от сада Захария перегораживали болтающиеся на провисшем до земли проводе обрывки баннера с арабской вязью и разорванным по диагонали портретом жующего бублик розовощекого толстяка. За более высокой восточной стеной сада взору открывалась ведущая из Латакии на Алеппо стратегическая трасса М-4, по которой на расстоянии тридцати-сорока метров друг от друга двигались военная техника и машины. На одном из танков победно развевался государственный флаг Сирии. Сергей не интересовался политикой, тем более политикой в ранее малоизвестных ему азиатских странах, поэтому ни радости, ни сожаления победа в битве за Серакиб правительственных войск у него не вызвала. Он просто стоял и размышлял, как теперь им с Рабией, за пять дней до окончания срока эксперимента, выбраться из этих мест, пересечь сирийско-турецкую границу, добраться до Стамбула, попасть в отель Хилтон…

Словно прочитав мысли своего жениха, она неслышно подошла сзади, прижалась щекой к его плечу и тихо произнесла:

— Все у нас будет хорошо.

Гвоздиков провел ладонью по ее склоненной голове, наклонился, поцеловал в затылок. Она встала с ним рядом и, вытянув вперед руку, показала в окно:

— Посмотри вон на те развалины. Сразу на той стороне шоссе.

— Ну…

— Это все, что осталось от дома, из кладовой которого мы перебрались сегодня утром в сад Захарии. Вероятно, в дом попало сразу несколько снарядов. Как ты думаешь, успели Аммар и его ребята укрыться в подземном ходу?

Сергей пожал плечами:

— Не знаю. Я думаю о другом — как побыстрее выбраться из города. У нас совсем мало времени.

— Пойдем сначала в убежище и скажем людям, что можно расходиться по домам. Потом надо раскрыть выход из подземного перехода и вызволить оттуда ребят, если они живы.

— Ты забываешь, что все это, — Сергей вытянул ладонь и обвел ею вокруг себя с Рабией, — нереально. Игра. Эксперимент! Надо думать не о ребятах, а о нас самих. Иначе мы не успеем к назначенному времени вернуться в отель и потеряем все. Я не хочу быть тем, кем был до нашего танца в космосе, не хочу тебя терять! Рабия слегка отстранилась от Гвоздикова, удивленно посмотрела ему в глаза:

— Ты серьезно про игру, про то, что не надо помогать ребятам?

— Мы должны оставаться реалистами, несмотря ни на что!

— Я не знаю, что в этом мире более реально, чем сострадание, стремление помочь. Если мы откажемся от этой, самой главной, самой настоящей реальности, то все остальное потеряет всякую значимость, а наша любовь обернется в страх и ненависть.

— Сострадать и помогать можно людям, но не клонам!

— Мы не знаем, кто в нашем окружении люди, а кто клоны.

— Но в любом случае, это всего лишь эксперимент. Подлинная жизнь не на этом макете, а на настоящей Земле!

— Нет! Подлинная жизнь в душе человека, когда в ней торжествует любовь! А если человек полон страха и ненависти, где бы он ни находился, на Земле или на Марсе, его жизнь превращается в лишенное всякого смысла существование!

— Во мне нет ни страха, ни ненависти, — возразил Сергей.

— Равнодушие еще страшней! Сергей не нашелся что ответить. Рабия, отойдя на несколько шагов в сторону и отвернувшись от него, тоже молчала. Ее плечи тихо вздрагивали.

— Ты плачешь? — Он подошел к ней и дотронулся рукой до ее плеча.

Она с нескрываемым отвращением сбросила его руку. Гвоздиков почувствовал, что если он сейчас приблизится к ней хоть на дюйм, Рабия оттолкнет его, как тогда в отеле, и между ними будет все кончено. На этот раз безвозвратно. И тогда, неожиданно для самого себя, он опустился позади нее на колени и, сложив ладони на груди, как в молитве, прошептал:

— Прости меня, Рабия. Я еще не такой чистый, как ты, но безмерно люблю тебя.

Она, не оборачиваясь молчала.

— Понимаешь, — продолжил он. — Мною иногда овладевают соображения выгоды, инстинкты, тогда я становлюсь таким, каким был только что. Не бросай меня в такие моменты. Ты права, любовь и сострадание — сестры, и обе увядают, когда их заслоняют выгодой, страхом. Я не хочу, чтобы наша любовь увяла.

Рабия обернулась, шагнула к Сергею: — Прости и ты меня, — тоже опустилась на колени и, уткнувшись лицом в его грудь, дала волю слезам.

Примечания

1.5 февраля 2020 года город Серакиб был взят Сирийской арабской армией и перешел под контроль сирийского правительства. Однако 24 февраля правительственные войска были выбиты из города боевиками сирийской оппозиции при поддержке ВС Турции. 2 марта 2020 года сирийские правительственные войска вернули контроль над городом.
2.Сахих аль-Бухари — один из шести основных суннитских сборников хадисов. Хадисы собраны средневековым исламским богословом Мухаммадом аль-Бухари, после того как на протяжении двух сотен лет эти хадисы передавались в устной форме. Некоторые богословы считают Сахих аль-Бухари самой достоверной исламской книгой после Корана. Арабское слово «сахих» переводится как «достоверный», «подлинный». Слово «хадис» с арабского языка переводится как «изречение» или как «беседа», «предание», «рассказ».
3.Абдуррахман ибн Сахр ад-Давси аль-Ямани, известный как Абу Хурайра, (599 — 676) — один из наиболее известных сподвижников пророка Мухаммада, долгое время живший в бедности, часто не имея пищи и жилья. В детстве он очень любил играть с котятами. Однажды с котенком на плече он шел по улице, и пророк Мухаммад окликнул его: «Абу Хурайра!», что в переводе означает «отец котят». Новое имя пришлось сподвижнику пророка по душе, с тех пор он так и называл себя.
4.Кобани — город на севере Сирии, арабское название города Айн-эль-Араб. В этническом составе населения преобладают курды. По аналогии со Сталинградом местные жители левых взглядов одно время называли город «Кобаниградом». После событий 1915 года в Кобани из Турции переселилось много беженцев-армян. В городе были построены три армянские церкви. Большинство армян в 1960 году репатриировались в Армянскую ССР и сейчас их доля в населении города не превышает 1%.
5.Махр — деньги, драгоценности или имущество, которое муж выделяет жене при заключении брака. Махр является одним из главных условий для заключения канонического брака у мусульман. В случае развода по требованию мужа, махр остается у жены
6.Никах — заключение брака согласно нормам мусульманского религиозного права
7.Канонически мусульманка может выйти замуж только за мусульманина. Брак мусульманки с немусульманином считается недействительным с момент его заключения. Обосновывается это тем, что согласно Корану, главным в семье является муж. Жена обязана следовать ему во всем. Если муж немусульманин, то жене-мусульманке постепенно придется отказываться от своих религиозных устоев, ценностей. Мужчинам-мусульманам разрешено жениться на христианках или иудейках, хотя это и не приветствуется.

Продолжение повести ❯ ❯ ❯