СОЧИНЕНИЯ НИКОЛЕНЬКИ IV

Стезя блаженства



1. Кража

П
релых листьев дурман
да сухая трава –
вот и все, что осталось от лета.
В голом городе бродит
колдун иль шаман
с головой голубой, как планета.

Мерно лепится вязь
его тихих речей
о каких-то невиданных дивах. . .
То трясясь, то молясь
сзади двое бичей
у прохожих канючат на пиво.

Дашь монету – пропьют,
а не дашь – отберут
у какого-нибудь пацаненка. . .
В его вязи уют,
он давно уж не тут,
хоть граница прозрачна и тонка.

Его ауры свет
в его темных глазах
негасим, как в предвечности логос. . .
У бичей денег нет,
и в глазах только страх
да желанье согреться немного.

Они жадно глядят
на цветной амулет,
на расшитую бисером тогу. . .
Его мысли,
Паря в сферах дальних планет,
подобрались к блаженства чертогу.

Просияв, рядом с Чичей
он сел как брамин. . .
Тут бичи потянули за тогу,
с плеч сорвали.
Пугливо икнули:
– Ой, блин! –
увидав семиглазого бога,
и – к ломбарду прямою дорогой!



2. Месть Чичи

Б
ичи летели ошалело
над раскаленной мостовой
к ломбарду.
Сзади неумело
бежал сам Чича,
то и дело
грозя десницею златой.

Вокруг все тихо и спокойно –
трамваи тянутся,
дома
стоят вдоль улицы нестройно,
прохожих тьма,
но все пристойно,
как будто все сошли с ума.

Старик ломбардщик принял тогу,
сказал, что должен оценить.
Моргнул, увидев очи бога,
(Эх, перебрал вчерась я много. . .)
Моргнул еще, прикрикнул:
– Цить!

Бичам велел ждать долг в прихожей.
Спустился в бар,
"Мицне" налил,
но так при этом скорчил рожу,
как будто взял залог негожий
иль отродясь вина не пил.

Сам Чича был обескуражен
и, поместив бичей в карман,
встал у дверей заместо стражи.
(Хоть в мире должности нет гаже,
чем сторожить чужой чулан).

Часы пробили полночь.
Пьяный
ломбардщик с тогой входит в дом.
Гроза бессмертных, Чича, рьяно
со всех углов и из чулана
в него небесный мечет гром.

Дымят тяжелые портьеры.
В огне трещит ломбардный стол.
Повсюду острый запах серы,
и гарь, и чад превыше меры. . .
Ломбардщик спит,
упав на пол.

Бичи в кармане, задыхаясь,
прогрызли дырку
и – бежать,
на змей и гадов натыкаясь,
о чьи-то кости спотыкаясь
и поминутно зарекаясь
отныне тоги воровать.



3. Стезя блаженства

О
пять дурман, трава сухая. . .
Опять шаман, сплетая вязь,
бормочет что-то и вздыхает,
в расшитой тоге хоронясь
от ветра мокрого и снега.
Левее – рваные бичи.
Ломбардщик им за пивом сбегал
и чуть сердешных подлечил.

Поддав, они глядят на тогу:
– Ну, не видали отродясь!
Шаман, чудак,
позволь потрогать,
нельзя ведь жить отгородясь
от мира этакой расшивой.
Хоть ты умнее, коль плешивый,
но не сердись, дадим совет:
блажен кто пьет, кто трезвый – нет.

Кончай летать к чужим планетам –
там не отыщешь жизни суть.
Пусть мы разуты и раздеты,
но мы нашли к блаженству путь.

Шаман, прервав беседу с богом,
оборотил свой взор к бичам. . .
Они,
как пасынки природы,
с восторгом пялились на тогу. . .
Он взял бутыль, поднес к губам,
глотнул. . .
Немного подождал. . .
Глотнул еще и так сказал:
– Постигну весь ваш мир до дна
и коль найду, что от вина
к блаженству тянется стезя,
я тогу вам отдам, друзья.
И выпил все.

С тех пор шаман
без тоги,
бос
и вечно пьян.

Рисунок Романа Кашина