СОЧИНЕНИЯ НИКОЛЕНЬКИ III
Другу джину
Не лезь в бутыль, умерь апломб.
Она, зеленая, обманет -
ударишь в донышко челом,
а кто-то сверху пробку вставит.
Ты будешь биться и стенать,
лизать стекло, молить прощенья,
а он пришлепает печать,
и сдаст в ломбард без сожаленья.
Мне будет очень не хватать
твоих лиловых глаз свеченья.
Я приглашу гетер рыдать,
просить у времени забвенья
и буду в трауре сто лет...
Но если слезы выжгут пробку,
то ты, едва увидев свет,
со страха влезешь в чью-то глотку!
Не лезь в бутыль, умерь апломб...
Трепанация черепа
Чугунный свет чужих подъездов...
Известка стен в крови надрезов...
Пыль,
мусор,
липких глаз тоска...
Флакон "Тройного".
Лба доска
скрипит и мнет в мозгу извилины
cвоим катком.
Все мысли спилены...
Спринтеры
Им в груди ветер дул попутный.
Они бежали к цели задом
по прелой скатерти лоскутной
прошитой времени снарядом.
Сияла цель им в отраженьях
набухших влагой облаков,
как обещанье воскресенья
монет на поле Дураков.
О складки пятки спотыкались.
Колени двигались не в лад.
Виновных тени отсекались,
а все когда переругались,
к чему забыли зарекались
со старта пятиться назад.
Не так ли мы сквозь катаклизмы
идем "вперед" – к капитализму?
Движение
Движение по спирали...
Движение по прямой...
По шумной магистрали...
По ломанной кривой...
Движение – шаг навстречу...
Движение – шаг назад...
Движение беспечно,
бесцельно, наугад....
Твоей руки движение
и следом – твоих глаз...
Движение – воздвижение...
Движение – экстаз.
Движение ветра в полдень...
Движение планет...
Луны в прозрачной колбе...
Т
воих ни "Да", ни "Нет"...
Движение – сомнение
в попытках все понять...
Как праздник искушения,
который надо ждать...
В заснеженной постели
с утра метет метель...
Движение к долгой цели
оправдывает цель.
Чинзано
Чинзано солнечный,
Чинзано томный,
Чинзано трепетный,
как бирюза.
Бокал оброненный
Чинзано полный
наполнил музыкой
старинный зал.
О, эта музыка
хрустальных бликов!
О, эта тонкая
игра без слов!
Как свет мерцающий
в воздушных ликах
шумевших осенью
весенних гроз.
Я выпью музыку.
Я выпью грозы.
И пусть звенит душа,
как тот бокал.
Чинзано трепетный,
Чинзано томный,
Чинзано солнечный
вновь правит бал!
Сон в духе ретро
Ты заблудилась.
Но в пространстве
возникла связь былых времен.
Так, пригласить тебя на танцы
позволил мне мой странный сон.
Кружась в огромном белом зале,
ловя улыбки в зеркалах,
мы были первыми на бале,
повсюду слыша:
— Ах, ах, ах!
— Ах, как она прекрасна, право!
— И как под стать ей кавалер!
— Какие па!
— Ах, браво! браво!
Вокруг нас плыл восторгов флер.
Король предложил тебе руку,
но ты сказала тихо:
— Нет, —
и обрекла его на муку
от сладких грез на сотни лет.
Потом заря гасила свечи.
Звенели звезды в унисон.
Ты говорила:
— Время лечит.
Ты клала руки мне на плечи
и, не назначив новой встречи,
грустя, покинула мой сон.
Туман
Туман лежал на парапете
без форм и, в общем-то, без дум
(на этой сумрачной планете
все так лежат).
Далекий шум
гвоздем пробил пространство теней
и стих, упершись в парапет,
сраженный царством вечной лени,
туманных чувств, туманных бед...
Туман над ним слегка сгустился
и, не скорбя, похоронил...
Вот так и я к тебе стремился,
неся свой крест,
но заблудился,
крест уронил и...
вновь запил.
Герберы
Герберы на праздничном столе
среди рюмок, пива и закусок
одиноки, словно "Шевроле"
где-нибудь в селении за Таруссой.
Нереалистичны.
Невпопад.
Диссонанс капусте и селедке.
Кто их подарил?
Какой фанат?
Они стоят – три бутылки водки!
Над столом висит сивушный чад,
гости перепили, переели...
Где-то на окраине слышен мат.
Кто-то под столом скатерку стелет...
Герберы на праздничном столе...
Одиноки, словно звезды в небе...
Бросьте их владельцу "Шевроле".
Пусть к себе, в Париж, за водкой едет!
Пожарище
Клубы дыма, запах гари
перемешанной с золой,
над завьюженною далью,
над упавшею звездой,
над моими письменами,
над звонками в Никуда,
над прощания цунами,
над твоим ни "Нет", ни "Да",
над бескрылою надеждой,
над ленивою водой,
над мечтой, что стала прежней....
Дым и гарь над всей Землей.
Штопор
Вонзая штопор в Океан,
ловлю расплавленные звезды
и нанизаю их на воздух,
чтоб вечно быть светилам там,
глядящим внутрь иным мирам...
Чтоб опостылевший бедлам –
бардак бесчисленных компаний,
визг перевыборных собраний
смел в бездну вечный Океан...
Ловите Свет, пришедший к вам,
открывший двери всем ветрам...
Но штопор – не для целований!
Со скуки
Прощайте утки, гуси, куры...
И ты прощай, любимый хряк.
Мне скучно.
Все соседки дуры.
Я поднимаю красный стяг!
Пусть наш бычок слегка позлится.
Пусть помычит, грозя врагу.
Мне надоело здесь коптиться -
я с флагом в поле побегу.
Махну направо
и налево.
Вперед махну.
Махну назад.
Вставай, страна!
Пойдем на дело!!
Дрожи, презренный демократ!!!
О карме
На крышу капает из тучи.
В лиловых пятнах потолок.
Сосед мой тоже невезучий,
а то-б ведерко приволок.
Не лучше участь у соседа
под ним, с седьмого этажа...
Я укрываюсь мокрым пледом...
Сквозь дырку в дом глядит звезда...
Всему виной – плохая карма,
но все мы врозь –
тот взял Коран,
другой поет в лесу с шаманом,
а мне милее Степанян*!
* Альберт Степанян – экстрасенс, президент Союза парапсихологов и гипнотизеров Эстонии, директор Театра гипноза.
Скользкая дорожка
Я
встал на скользкую дорожку.
Я поскользнулся и упал.
Никто не ставил мне подножки...
Никто с налета не толкал...
И не штормило.
И навстречу
не выбегал мне черный кот...
И не палила ведьма свечи...
А просто дворник в этот вечер
забыл песком посыпать лед.
Честь и бюсты
Жизнь – она, мой друг Горацио,
из сплошных ассоциаций
и намеков состоит.
Скажем – честь. Она велит
браться сходу за мушкет:
– Бах-х! Бах-х! Бах-х! – И спора нет!
Честность – дочь горячей чести,
но уже без генов мести.
Слово "чествовать" – хвалить,
славословить, бюсты лить…
Ну, а бюсты…
Бюсты пусты.
Бронза сверху или медь,
их удел – удел капусты:
осень ждать и зеленеть...
Колдуны
"Просто, я работаю волшебником"
Слова из песни
"Народ и партия – едины"
Лозунг былых времен
В простых бетонных N-этажках
живут простые колдуны,
кальсоны носят на подтяжках
и фирмы "Балтика" штаны.
С утра, наевшись чая с хлебом,
садятся в простенький трамвай.
Потом летят под серым небом
к себе на службу (нет, не в рай).
На службе служат, варят, лужат,
угля и стали выдают...
Потом –
трамвай, остывший ужин
и обетонненый уют.
Так день за днем
проходят годы.
И за такое колдовство
гордится партия народом
и славит с ним свое родство!
Продолжение ❯ ❯ ❯
Рисунки Романа Кашина